После операции на сердце в ноябре 1996 года у президента случилось тяжёлое воспаление лёгких, потом ещё одно. Ельцин жил на лекарствах. О том, какими были последние годы Бориса Ельцина, вспоминает журналистка «АиФ» Татьяна Нетреба, входившая в «президентский пул», многократно встречавшаяся с ним лично.
Последний раз мы, журналисты «кремлёвского пула», встретились с Б. Ельциным примерно через год после его отставки. Приглашение на встречу свалилось, как снег на голову.
Сойдя с политической сцены, Ельцин почти исчез из информационного поля. Официальной информации о нём практически не было. Иногда сообщалось, как после отставки Борис Николаевич много общается с семьёй, с внуками, встречается с друзьями юности, с однокурсниками, читает книги, смотрит старые фильмы…
Кто-то рассказывал, что он несколько раз пересматривал фильм В. Мотыля «Белое солнце пустыни». С этим фильмом у Ельцина связана особая история. Во-первых, в 1997 году он своим указом ввёл дополнительную Государственную премию. Сделал это специально, чтобы к 25-летнему юбилею картины отметить её создателей, незаслуженно обойдённых кинематографическими наградами. Во-вторых, якобы незадолго до операции по аорто-коронарному шунтированию кардиохирург Ренат Акчурин познакомил Бориса Николаевича с другим своим пациентом, перенёсшим такую же операцию, «товарищем Суховым» — актёром А. Кузнецовым. Они и подружились.
Поначалу на госдаче в «Горках», где после отставки первый президент России продолжал жить с семьёй, было много гостей. Чуть ли не ежедневно к нему наведывались политики, министры, члены кремлёвской администрации… Лидеры СНГ, и те один раз нагрянули полным составом. Приезжал из Германии «друг Гельмут» — бывший канцлер ФРГ Гельмут Коль, из Японии «друг Рю» — японский премьер Рютаро Хасимото. Оба — партнёры по инициированным Ельциным «встречам без галстука». Был такой формат переговоров, когда международные вопросы обсуждались не за официальным столом, а под веник в бане или под удочку в лодке.
Один раз в «Горки» приехал даже президент США Билл Клинтон, которому Борис Николаевич как-то в шутку на саммите предложил поменяться ботинками. Кстати, чудачествам российского президента на Западе часто удивлялись, но по-человечески западные партнёры относились к нему с большой теплотой. Изумлялись, конечно, когда он, глотнув лишнего, дирижировал оркестром в Берлине. А разве трезвый поступок президента США, когда Америка и мир обсуждали «Моника гейт» и пятна на платье стажёрки Белого дома, шокировал меньше? Для Клинтона тот секс-скандал чуть не обернулся импичментом. А Ельцин едва ли ни все годы своего президентства жил и работал под постоянной угрозой вотума недоверия и отставки…
Но постепенно после ухода из Кремля про «Деда» стали забывать. Оказавшись без привычных звонков, докладов, визитов, Борис Николаевич якобы впал в депрессию. В такие минуты задушевным собеседником для него была младшая дочь Татьяна — самый надёжный помощник в последние годы его президентства. Ельцин считал, что характером младшая — вся в него, ей передалось его отношение к жизни. И эту особенную близость дочери к отцу, к президентскому уху в конце 90-х многие пытались использовать.
Вскоре пошли слухи, что самочувствие Ельцина через несколько месяцев после отставки резко ухудшилось, и семья уговорила его поехать на лечение в Китай. Вроде бы чудесами китайской медицины и объяснялось бодрое самочувствие первого президента, когда через год первый раз после отставки он появился в Кремле в качестве «президента на пенсии». Впрочем, это лишь слухи и предположения.
Но на той встрече мы, журналисты, были буквально поражены. «Дед» выглядел, как в лучшие годы, — подтянутым, осанистым, величественным! Строгий костюм, как всегда, идеально уложенные волосы, свежий цвет лица — с лёгким румянцем, никакой одутловатости. Мы не могли поверить своим глазам! На телевизионных кадрах его поездки в Иорданию вскоре после отставки с президентского поста было видно, с каким трудом Борису Николаевичу даётся каждый шаг, как грузно он опирается на руку Наины Иосифовны. Тогда даже подумалось: может, это последние кадры с Ельциным… Но вот перед нами был совершенно другой человек: улыбается, попивает чай, радушно предлагает налегать на кремлёвские пирожки. Таких встреч с первым президентом России у журналистов никогда прежде не было.
Он не любил неформального общения со СМИ, предпочитал держать дистанцию, придерживаясь высокого статуса президентской должности. Со всеми был на вы. Да и журналистов, что бы сейчас ни говорили, Ельцин вряд ли любил — ведь писали про него, что хотели, невзирая на статус. Кому такое понравится? Но при этом прессу он терпел. И на самые противные её вопросы неизменно отвечал…
Помню, как однажды телевизионщики прорвались к нему с вопросом про Чечню — тема, которая в тот момент была для Ельцина, словно острая бритва. Да ещё микрофоном, втиснутым в специальный лохматый меховой чехол, чуть ли не в рот президента из толпы ткнули.
Борис Николаевич набычился и процедил сквозь зубы: «Собаку свою уберите!» Охранники метнулись в сторону «собаки», но Ельцин одним взглядом-молнией их остановил и стал всё же отвечать на вопрос.
В другой раз, когда президент рассказывал про «38 снайперов» в Чечне, у каждого из которых своя цель, и показывал руками, как они эту цель держат, телеканал олигарха Гусинского дал картинку с его заявлением на фоне каркающих и гадящих ворон. Полководцы информационных войн конца 90-х были беспощадны к главе государства.
То, что писали СМИ во второй половине 90-х про Ельцина, про его семью (не в широком политическом, а в прямом человеческом смысле этого слова), сегодня кажется немыслимым. Эпитеты, которыми наделяли тогдашнего главу государства, его родственников, порой были просто оскорбительными. Правда, Ельцин в последние годы газет не читал, сотрудники администрации старались ему такие публикации не показывать. Но домашние, особенно женская половина семейства, говорят, не раз призывали его разобраться через суд с обидчиками. Конечно, «Деда» это всё не могло радовать, только и советовать ему было бесполезно: со СМИ он никогда не «воевал».
Думаю, не делал он этого не потому, что свято придерживался принципа «свободы слова». Просто считал, что «не царское это дело», не президентский уровень — с журналистами счёты сводить. Рассказывали, что как-то раз кто-то из окружения (называют тогдашнего премьер-министра Евгения Примакова) принёс ему газету. В ней маркером были аккуратненько выделены обидные высказывания автора публикации. «Надо что-то с этим делать. Остановить гнусный поток», — якобы попытался убедить Ельцина собеседник. Но тот отодвинул публикацию, даже не взглянув на неё: «Уберите».
Но в последние годы президентства из-за проблем со здоровьем общение Ельцина со СМИ свелось к минимуму. Вместо пресс-конференций — радиообращения, вместо ответов на вопросы — брифинги пресс-секретаря и сотрудников президентской администрации… Кажется, году в 1997-м на Старом Арбате появился небольшой ресторанчик, ставший клубом неформального общения представителей Кремля, министров с журналистами. Назывался клуб «Четыре стороны». Во время информационной войны телеканал Гусинского издевательски назвал этот клуб «Четыре угла». Но побывать в этих «углах» многие политики почитали за честь. Были здесь и 1-й вице-премьер Борис Немцов, и глава РАО ЕЭС Анатолий Чубайс, и дочь президента Татьяна Дьяченко, и экс-глава кремлёвской администрации Валентин Юмашев, и тогдашний руководитель администрации президента Александр Волошин…
Уютная атмосфера, никаких посторонних посетителей. Разговоры «не под запись» иногда длились часа по три. Помню, Юмашев там впервые рассказал, как Борис Николаевич принимал решение об отставке, раскрыл тайну о своей свадьбе с Татьяной Дьяченко. Позднее об этом было подробно рассказано в книге Б. Ельцина «Президентский марафон», которую ему помогал писать зять Валентин Юмашев.
На последней встрече журналисты кремлёвского пула вручили Борису Николаевичу подарок — карту мира, на которой были отмечены страны, в которых он побывал в качестве главы государства. Ельцин растрогался. Он вспоминал о том, каких усилий стоило России вхождение в «Большую восьмёрку»…
Но, вспоминая последние зарубежные визиты президента, я помню и сомнения перед каждой поездкой — полетим или всё-таки отменят визит? Несмотря на постоянные заверения пресс-секретаря про «крепкое рукопожатие», все знали: со здоровьем у президента серьёзные проблемы. После операции на сердце в ноябре 1996 года случилось тяжёлое воспаление лёгких, потом ещё одно. Ельцин жил на лекарствах.
В 1997 году в Стокгольме, выступая с речью в шведской ратуше, он как будто «завис» и, прервавшись на полуслове, растерянно окинул взглядом зал. Потом повернулся спиной, качнулся, словно потеряв ориентацию. Кто-то из российской делегации, кажется, А. Чубайс, кинулся поддержать президента. Помню побледневшие лица президентской дочери Татьяны и вице-премьера Б. Немцова. Ельцин не был пьян, как писали потом в газетах. Причиной тому были сильнодействующие лекарства.
Мы знали, что в последние годы правления ему очень часто приходилось превозмогать физическую боль. И глушил он её вовсе не водкой, а лекарствами. В составе президентского кортежа всегда была машина скорой помощи, а в составе российской делегации — не только президентские доктора, но и кардиохирург Ренат Акчурин.
Каждый чих Ельцина сопровождался криками с требованиями его отставки. Но он был не просто упрям, он привык жить сражаясь. Почему тяжело больной Ельцин не уходил в отставку? А почему герой романа Чернышевского «Что делать?» спал на гвоздях? Видимо, потому, что и тот, и другой были революционерами по натуре.
С другой стороны, огромная политико-олигархическая свора только и ждала, когда царский скипетр упадёт из ослабевших рук. Ельцин прекрасно понимал, какой хаос накроет страну, как её начнут «дербанить» и рвать на куски, если он сойдёт с дистанции, не передав эстафету самолично. Он рассказывал об этом на последней встрече. Достаточно вспомнить политический расклад конца 90- х: «красные», «коричневые»», либералы-западники, пресловутая «семибанкирщина»… Да, он любил власть. Но он ещё и верил в свою миссию.
Вспоминается его последний зарубежный визит — в Стамбул, на саммит «Большой восьмёрки». Помощники убеждали Ельцина не лететь в Турцию самому. Было известно, что России собираются устроить жёсткую обструкцию за Чечню. Так оно и вышло. Но он принял решение лично участвовать в саммите. На заседании «восьмёрки» обвинения сыпались на российского президента, как осколки от гранат. Ельцин сидел упрямо, до белизны сжав губы. А потом вышел на трибуну и чеканным голосом произнёс: «Никто не имеет права критиковать нас за Чечню!»
И, закончив речь, через весь зал направился к выходу. Так и улетел из Стамбула, не дождавшись итогового ругательного заявления по Чечне, не попрощавшись ни с «другом Гельмутом», ни с «другом Биллом». Ушёл упрямый и непреклонный. Ельцин покинул «международную сцену» в октябре 1999-го фактически так же, как уходил со скандального Пленума ЦК КПСС в октябре 1987.
А спустя три месяца с верой в то, что его миссия выполнена и в новый век Россию должны повести новые, молодые лидеры, он добровольно ушёл в отставку. «Я ухожу. Ухожу раньше положенного срока. Я понял, что мне необходимо это сделать. Россия должна войти в новое тысячелетие с новыми политиками, с новыми лицами, с новыми, умными, сильными, энергичными людьми. А мы, те, кто стоит у власти уже многие годы, мы должны уйти», — эти его слова, произнесённые 31 декабря 1999 года, уже вошли в историю.
В апреле 2007 г. во время церемонии прощания с первым президентом России в длинной веренице народа к храму Христа Спасителя эти слова многие вспоминали.