С вершины власти, на которую Борис Ельцин взошёл к концу 1991 года, ему уже отчётливо виднелась пропасть грядущих проблем.
Уверенно выиграв первые в истории России президентские выборы 12 июня 1991 года, Борис Николаевич ещё не мог почувствовать себя полноценным хозяином страны. Над ним возвышался Союзный центр во главе с Президентом СССР Михаилом Горбачёвым, который делал всё возможное, чтобы сохранить единое союзное государство. Давний конфликт двух политиков вышел на финишную прямую, и становилось всё более очевидным, что «двум медведям в одной берлоге» не ужиться.
Кремлёвскую «берлогу» начали делить в буквальном смысле слова: после выборов 12 июня Горбачёву пришлось отдать часть помещений под рабочие апартаменты главы РСФСР. Одновременно союзное начальство затеяло тонкую игру на ослабление конкурента. Ведь Россия тоже была сложносочинённой страной: как СССР состоял из союзных республик, так и РСФСР начитывала множество республик автономных. У некоторых лидеров этих автономий зрели идеи суверенитета, что угрожало единству России и власти её нового лидера. Опытный аппаратчик Горбачёв отлично это понимал.
Впрочем, время работало против него: СССР к своему распаду шёл куда быстрее, чем его составные части — к своему. От Союза уже успели отвалиться республики Прибалтики. Горбачёв пытался удержать в руках хотя бы то, что осталось. Подписание нового Союзного договора было намечено на 20 августа 1991 г.
А 19 августа вместе с тревожной мелодией «Лебединого озера», транслируемой Центральным телевидением, страна услышала новости о танках в Москве и введении чрезвычайного положения.
Борис Ельцин, конечно, немало поспособствовал тому, чтобы консервативная верхушка СССР решилась на столь отчаянный шаг. Например, одним из первых своих указов он прекратил деятельность оргструктур партий и движений (главным образом, КПСС) в госорганах, учреждениях и организациях РСФСР. Это был удар по хребту старой власти: ведь ячейки Компартии пронизывали госаппарат, вооружённые силы, заводы и фабрики, колхозы и школы — всю плоть огромной страны. По меткому выражению одного из деятелей той поры, «своим указом Ельцин подрубал все щупальца системы». И партноменклатура не могла ему этого простить.
Впрочем, существует мнение, что подготовка к путчу началась задолго до выборов президента России — ещё в марте 1991 г. Якобы санкцию на разработку чрезвычайных мер по спасению СССР дал сам Горбачёв. Косвенно о подготовке «чрезвычайщины» говорило повышенное внимание к силовым структурам: за несколько месяцев до ГКЧП в стране, стоявшей на пороге голода, вдруг резко увеличили нормы продовольственного снабжения в КГБ, МВД и армии. Говорят, встречаясь накануне с заговорщиками из ГКЧП в Крыму (куда генсек тогда очень «своевременно» уехал на отдых), Горбачёв отказал им в прямой поддержке, но якобы напоследок бросил в сердцах: «Чёрт с вами, действуйте!»
Осознавая весь риск авантюры с ГКЧП, советский лидер, очевидно, не мог не видеть в этой идее «аварийный» способ сохранить СССР — если провалится затея с подписанием Союзного договора. Трезво оценивая угрозу своей власти, летом 1991 г. он поручил шефу КГБ Владимиру Крючкову организовать прослушивание телефонных разговоров своих оппонентов. Ясно, что № 1 в этом списке должен был быть Борис Ельцин. По свидетельству последнего, после путча в кабинете у Валерия Болдина, главы аппарата президента СССР, следователи нашли в сейфах горы папок с текстами прослушек.
Известно и то, что 18 августа, за день до объявления о ГКЧП, Крючков поручил своему заместителю подготовиться к задержанию ряда лиц из особого списка КГБ. В перечне значилось 70 человек, и «во первых строках» — фамилия первого президента России.
О причинах провала ГКЧП написаны горы статей. То, что компания престарелых заговорщиков страшно испугалась собственной дерзости, можно было понять уже по трясущимся рукам одного из её участников, вице-президента СССР Геннадия Янаева — кадры первой и последней пресс-конференции гэкачепистов обошли весь мир. Но дело было не только в их нерешительности. Народ, разбуженный перестройкой, считавший партноменклатуру главной виновницей экономического краха, скептически отнёсся к попытке её реванша. 45 млн человек, проголосовавших пару месяцев назад за Бориса Ельцина, именно на него возлагали надежды на преодоление кризиса, на новую, демократичную жизнь.
Чувствуя за спиной такую мощную поддержку, Борис Николаевич бросил вызов путчистам. Он понимал: на карту поставлена не только его карьера, но и, возможно, свобода и даже жизнь. Ельцин не терял ни минуты, принимая решения, отменявшие распоряжения ГКЧП. Прямо с брони танка он зачитал свой указ, объявлявший путчистов вне закона. Десятки тысяч москвичей пришли к Белому дому, где тогда заседала российская власть, чтобы «отстоять демократию».
А заговорщики тем временем словно застыли на полушаге и не знали, что делать. Находившийся в Киеве замминистра обороны и главком сухопутных войск Валентин Варенников требовал в шифрограмме «немедленно принять меры по ликвидации группы авантюриста Ельцина Б. Н.». Но такого приказа не последовало. А устное распоряжение арестовать Ельцина на его даче в Архангельском было проигнорировано командиром группы «Альфа» КГБ СССР. Многие силовики среднего звена к тому времени тоже успели разочароваться в «болтуне» Горбачёве и его партократии, поверили всенародно избранному президенту России.
«Мы шли по краю пропасти», — напишет позже Ельцин в своих воспоминаниях. Но его энергия и напористость, способность мобилизоваться в критической ситуации сделали своё дело: ГКЧП не прожил и трёх суток.
После провала операции бывших соратников, отправленных в «Матросскую тишину», Президент СССР вернулся в Москву морально подавленным. «Горбачёв внимательно посмотрел на меня. Это был взгляд зажатого в угол человека», — так описывал Ельцин их первую встречу после путча. Наступило его время — время президента новой России. Время ковать «железо независимости», пока были горячи следы позорного провала советской номенклатуры.
Горбачёв всё больше и больше напоминал царя без царства. Да, ещё несколько месяцев он сидел в своём кремлёвском кабинете, принимал звонки и доклады, собирал совещания. Но казалось, что машина союзной власти крутится вхолостую, что её рычаги больше не соединены с шестерёнками реальной политики и экономики.
Вскоре после событий «рокового августа» Ельцин потребовал от Горбачёва, чтобы тот согласовывал с ним все серьёзные кадровые решения. С начальником Союза российский лидер разговаривал в жёстком тоне, к чему Горбачёв никак не мог привыкнуть. Кульминацией их споров стало заседание Верховного Совета России 23 августа 1991 г., на котором присутствовали и Ельцин, и Горбачёв. Российский президент потребовал от главы СССР осудить возглавляемую им КПСС. Горбачёв стал сопротивляться — и Ельцин демонстративно подписал указ о приостановлении деятельности Компартии РСФСР. На другой день Горбачёв сложил с себя полномочия генерального секретаря ЦК КПСС.
Одновременно Ельцин нанёс удар по «вражеским» штабам, заняв (без особого сопротивления) здания ЦК на Старой площади. Знаменитую коммунистическую «Бастилию» к тому моменту уже осаждала толпа демократически настроенных граждан — захват этого комплекса, в общем-то, выглядел как спасение партфункционеров от народного самосуда. Рассказывают, что их даже вывозили в безопасное место по секретной линии метро, соединённой с подземельем Старой площади.
А спустя две недели, 6 ноября — аккурат перед годовщиной Октябрьской революции — Ельцин издал указ о роспуске всех структур КПСС на территории России и передаче её имущества государству. Агонизирующая «красная империя» получила очередной, практически смертельный удар. Жить ей оставалось чуть больше месяца…
Между тем Ельцину и его команде пришлось решать неотложные экономические проблемы. «Советская система управления экономикой в 1991 году была полным банкротом, — вспоминал в интервью «АиФ» Геннадий Бурбулис, тогдашний госсекретарь России. — Перед Борисом Ельциным стояла задача: чем кормить людей, как подготовиться к отопительному сезону. Но мало кто знает, что российское правительство реально могло управлять на территории России только 7 % экономики. Всё остальное находилось в ведении союзного правительства, которое фактически уже ничем управлять не могло. Ещё 15 июня 1991 года премьер-министр СССР Павлов потребовал чрезвычайных полномочий, констатируя, что запасы жизненно необходимых ресурсов и финансовая база истощены, страна не может платить по своим займам и налицо коллапс экономической деятельности… Как первый заместитель Бориса Николаевича по правительству я тогда имел право подписи на специальных документах. Помню, как еженощно мне на визу приносили документы о выемке последних запасов муки, дизельного топлива, специализированных марок металла… Мы решали вопросы выживания в условиях угрозы голода и полного краха хозяйственной жизни в стране».
Дефицит госбюджета СССР в 1991 году достиг 20 %. Таяли запасы валюты — на счетах Внешэкономбанка ещё в мае оставалось всего-навсего 60 млн долларов! Печатный станок Гознака работал в 3 смены, но на ничем не обеспеченные деньги мало что можно было купить. Население часами стояло в очередях за самым необходимым. В Твери, например, где и так почти все товары продавались по талонам, ещё 1 апреля 1991 г. ввели талоны даже на соль, мыло и стиральный порошок. И подобное было повсюду, распределение продуктов и «карточки потребителя» ввели даже в относительно благополучной Москве.
Впрочем, несмотря на банкротство советской экономики, несмотря даже на провал ГКЧП, Михаил Горбачёв не оставлял надежды сохранить Союз. Боролся ли он за своё кресло и привилегии? Или искренне считал (а сегодня эту точку зрения разделяют очень многие, включая В. Путина), что разрушение СССР — «величайшая геополитическая катастрофа», которой надо было любой ценой избежать?
«Если мы не создадим союзное государство, я вам прогнозирую беду», — заявил Михаил Сергеевич на одной из последних встреч с лидерами союзных республик в Ново-Огарёво, где несколько месяцев шла работа над Союзным договором. И добавил: «Я не могу взять на себя ответственность за богадельню, которая не сможет управлять ситуацией». Под «богадельней» он понимал аморфную «конфедерацию независимых государств», которую предлагал Ельцин. Но договориться они так и не смогли.
Предпоследним гвоздём в крышку гроба Советского Союза можно считать референдум, который прошёл 1 декабря 1991 г. на Украине. 90 % населения республики высказались за её полную независимость. Задолго до этого Ельцин предупредил Горбачёва: «Без Украины подписание договора — бесполезное дело. Союза не будет».
Осталось только выписать некогда единой и великой стране «свидетельство о смерти». Для этого «консилиум» из трёх «докторов» — руководителей России, Украины и Белоруссии — и собрался 8 декабря в Беловежской пуще. Там Борис Ельцин, Леонид Кравчук и Станислав Шушкевич подписали историческое соглашение о том, что «Союз ССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает своё существование».
Лично сообщить об этом Горбачёву Ельцин не посчитал нужным. Деликатный звонок поручили Шушкевичу. «Подождите, вы уже всё решили? Уже два дня назад?» — недоумевал Горбачёв. «Да, и мы тут говорили с Бушем, он поддерживает». «Вы разговариваете с президентом США, а президента своей страны вы в известность не ставите… Это позор! Стыдобища!» — словно школьника, отчитывал Шушкевича Горбачёв. Но он уже понимал: большая игра проиграна, большой страны уже нет.
Вскоре к трём славянским республикам, образовавшим СНГ — Содружество Независимых Государств, присоединились Казахстан, Армения, Азербайджан, Молдавия и другие. 25 декабря 1991 года Михаил Горбачёв ушёл в отставку с поста Президента СССР, передав «ядерный чемоданчик» российскому лидеру. Над Кремлём без лишних церемоний спустили красный флаг.
Ельцин победил. Но эта победа уже была беременна его будущими поражениями. Развал СССР в глазах набиравшей мощь левой оппозиции открыл список «преступлений ельцинского режима». Одолев одного могущественного противника — Михаила Горбачёва, Борис Николаевич вскоре наживёт их великое множество — начиная с некогда ближайших сподвижников Александра Руцкого и Руслана Хасбулатова и заканчивая десятками тысяч «восставших из пепла» коммунистов, которых возглавит Г. Зюганов. Не пройдёт и пары лет, как судьба зло посмеётся над Ельциным: он не придумает ничего лучшего, как расстрелять из танков тот самый Белый дом (цитадель оппозиции), который сам оборонял от танков ГКЧП. А потом бывший главный «сепаратист» СССР, мирно и почти без жертв добившийся независимости России, устроит кровавую баню собственным мятежникам в Чечне, ценой тысяч убитых российских солдат.
В наследство от СССР Ельцин получит разрушенное дотла народное хозяйство, и попытка провести «шоковые» реформы обрушит его рейтинг «ниже плинтуса». Баталии с ГКЧП и Горбачёвым покажутся ему «цветочками» по сравнению с ожесточённым сопротивлением, которое вызовет его курс и в элите, и в обществе. Что и говорить: удержание власти — дело часто куда более трудное, чем её завоевание.
При подготовке материала использованы воспоминания участников и очевидцев событий из книги «Эпоха Ельцина. Очерки политической истории». Москва, изд-во «Вагриус», 2001 г.»